• Пути к себе
    показать все рубрики (161)
  • Авторам и Реклама
  • Когда я приезжала к маме в гости, мама говорила: “Садись есть. Всё готово”.

    svetlanansk 59 Просмотров


    Мама всегда готовила еду к моему приезду. Старалась. Говорила: “Я стояла у мартена”.
    Мартен – это человек, который изобрел металлургическую печь.
    Мама имела ввиду, что готовка – это тяжелый труд.

    Она не спрашивала, голодна ли я – просто готовила. Много.
    Резала хлеб. Жарила картошку. Запекала мясо. Варила борщ.

    Для маминого поколения глагол “накормить” означает позаботиться.

    Потому что в голодные времена еда становится коммуникацией про любовь.
    И выкинуть еду – немыслимо.
    И на столе всегда много хлеба: “Ты почему без хлеба? Бери-бери, свежий!”
    И обязательно доедать, через сытость запихивая в себя остатки еды с тарелки: ну не выбрасывать же!

    Но времена изменились.
    Уже не голодно. Очень даже сытно уже.

    И коммуникация любви меняется.

    В тренде сейчас не “человек сытый”, а “человек услышанный”.

    Идеально – это спросить: “Ты голодная?” – и покормить в случае положительного ответа.

    А не “садись, ешь” уже в прихожей.

    Но чтобы слышать других, надо научиться слышать себя. Захотеть и разобраться с собой.

    Например, есть популярная книга про интуитивное питание, и она учит есть, когда голоден.

    А не когда обед.
    А не когда угостили.
    А не когда вкусно.
    А не когда за компанию.
    А не когда мама сказала: “Садись ешь”.

    Надо есть, когда голоден.
    Так просто, но так сложно.

    Многие до сих пор не знают, как понять: я голоден или просто ем, потому что все едят? Или потому что заедаю стресс.

    Не умеют слышать себя эти многие.

    Они не виноваты – их правда не учили.
    Потому что их родители тоже не умели.

    Жить в сытые времена и жить в голодные времена – это совсем разные жизни и разные языки коммуникации.

    Люди послевоенного поколения не спрашивали “Как ты?”
    Они говорили “Садись – ешь”.
    Потому что когда ты поешь, будет понятно, как ты.
    Ты – сыт, а значит, счастлив.
    И вопрос “как ты” отпал сам собой.

    Мама говорила: “Садись – ешь”.
    Я садилась и ела.
    С хлебом, как велела мама.

    И уезжала от мамы всегда с тяжелым животом.
    И пила таблетки для пищеварения.
    И каждый раз думая о том, что надо к маме, вздыхала и готовила таблетки.

    Я уезжала и чувствовала себя… изнасилованной в желудок.
    Потому что я не хотела есть.
    И не умела говорить о своих чувствах – тогда это было не принято.
    Я не могла сказать: “Мам, ты хочешь меня накормить, потому что любишь. И я тебя тоже люблю. Но я совсем не хочу есть. Давай просто обнимемся и поговорим. Или помолчим. Или… поделаем что-то, не пахнущее солянкой? Без хлеба, мам. Давай?”

    Но я не умела выстраивать границ.
    Понимать, что хочу.
    Защищать свое право хотеть то, что хочется, а не то, что сказали хотеть.
    А еще я всегда боялась расстроить маму.

    Мне что, сложно съесть?
    Если что – у меня таблетки с собой.

    Мне так повезло в жизни: я живу там, где нет войны.

    Я осознала это, когда меня позвали на гастроли в Донецк.
    Сказали: “Мы потихоньку возвращаемся к жизни, у нас есть ДК, где можно выступить, поселим вас в гостинице, в которой совсем не слышно выстрелов”.

    И меня прожгла мысль: “А я ведь никогда не слышала настоящих выстрелов. Ну вот тех, когда война”.

    Слава Богу.

    Сейчас совсем другой мир.

    Например, сейчас правильно есть без хлеба, а не с хлебом.
    И правильно есть меньше, а не больше.
    И желательно что-то полезное, а не питательное.

    И если не хочешь есть, лучше выбросить, чем пихать в себя: ты ж не мусорный бак.

    Мы учимся жить в новом мире.

    Мой сын приходит со школы.
    – Как ты? – спрашиваю я.

    – Отлично.

    – Я сегодня в налоговую ездила, только вернулась. И в редакцию заскочила. А у тебя что? – я жду в ответ развёрнутый рассказ.

    – А мы сегодня ко дню космонавтики делали планету.

    – О, планету! А какую?

    – Марс.

    – Ух ты! Марс! Вот это да – Марс! Ты голоден?

    – Нет.

    – Тогда расскажи про Марс…

    И я слушаю рассказ сына. Про Марс. Он огненный. В смысле, Марс. А не сын. И не рассказ. Хотя почему? Все огненные.

    Я люблю сына.

    И в качестве коммуникации любви я кормлю его, когда он голоден.
    И не кормлю, когда не голоден.

    И спрашиваю, как он.
    Потому что мне интересно, как он.

    А если у него проблемы, то мы подумаем вместе, как ему их решить.
    Потому что ему 11, а лучшее, что я могу для него сделать – научить жить самостоятельно. А для этого я не должна решать его проблемы за него.

    Я могу просто поддержать его.
    Быть рядом..
    Хвалить.
    Верить.
    Любить.
    Его.
    И его огненную планету…

    Ольга Савельева

    нам важно ваше мнение: оставьте комментарий