Аутизм – это страх.
Психобиологическая – эпигенная концепция понимания истоков.
Две истории болезни.
Психобиологическим аспектам возникновения аутизма, в академическом сообществе не уделяют должного внимания, однако если вести научный поиск, опираясь на принцип холизма, человек – это неразрывная триада «ментальность, структура, биохимия», признавая первичность психического, можно получить очень интересные факты, указывающие на психологическую основу синдрома раннего детского аутизма. В моем кабинете в течение двух последних лет формировалась теоретически и проверялась на практике, новая концепция «Паранатальной травмы». Она способна ответить на самые трудные теоретические вопросы этиологии широкого спектра детских послеродовых психоневрологических нарушений, психосоматических заболеваний и невротических состояний у взрослых. Концепция «Паранатальной травмы» является «ноу хау», она прошла успешную эмпирическую проверку, десятки детей с самыми тяжелыми заболеваниями (парезы, гемипарезы, судорожные состояния, логоневроз, фобии, энурез, аутизм, детский церебральный паралич, ЗПР и другие) получили полную или частичную реабилитацию, уровень эффективности составил 80 процентов.
Я, Нарыжный Вадим Николаевич, практикующий остеопат и психолог. В остеопатии принято считать, что «мы не лечим диагнозы», поэтому, в принципе, на приеме у остеопата может оказаться человек с очень разнообразной поликлинической историей, это могут быть люди разного возраста и пола, в том числе и дети. Однажды, и это был первый подобный случай, ко мне обратилась за помощью семья аутичного ребенка. Я решил провести консультацию, осмотреть ребенка и после этого принять решение, браться ли мне за этот сложный клинический случай или вежливо отказать, не будучи уверенным в своей полезности.
Родители мне сказали, что у сына, пятилетнего Саши, врачи находят аутизм, правда, пока диагноз не утвержден, так сказать под вопросом. Определенно, у ребенка были проявления напоминающие поведение аутиста. Наблюдая, за ним с первых минут создавалось впечатление, что он находиться большей частью своего сознания в другой одному ему известной реальности, при этом он был чрезмерно подвижным, словно бы находился в легкой степени паники, хаотично сновал по кабинету, долго нигде не задерживаясь, внимание быстро смещалось с одного предмета на другой. Дверь из кабинета в комнату ожидания, как и дверь центрального входа, были открыты настежь. Когда, я попробовал закрыть дверь в кабинет, Саша сразу начал истошно вопить, бросился к двери, толкнул ее и попытался выбежать на улицу, но отец вовремя нагнал его и уговорами вернул назад, больше я не пытался, прикрывать дверь, чтобы не провоцировать повторные реакции клаустрофобии. Затем по моей просьбе, папа посадил Сашу на кушетку, для проведения осмотра, как только его усадили, тут же он вскочил и забегал по ней. Оказываясь у края поверхности, он замирал на мгновение, были видны в его глазах искорки удовольствия от близкой опасности – сорваться на пол. На мои, слова он никак не реагировал. Я вынужден был прекратить попытки осмотреть малыша, деликатно предложил папе выйти с ним погулять на улицу, оставшись с мамой, я продолжил консультацию. От нее мне стало известно, что когда сыну было два года, ему под общим наркозом удалили гемангиому, причем потребовалось подвергнуть ребенка этой процедуре, дважды с перерывом всего лишь в два месяца. После этого Сашу словно подменили, по общему мнению родителей именно это врачебное вмешательство спровоцировало болезнь. Если до этого мальчик говорил с десяток слов, то после наркоза замолчал и сейчас способен произносить только одному ему понятные нечленораздельные, резкие звуки, похожие на призывные кличи.
Надо отметить, предположения родителей не были лишены оснований, на то момент мне было известно, что еще в начале прошлого столетия, а если быть точным то в 1923 году, австрийский психоаналитик Отто Ранк, писал в своей книге «Травма рождения»
«Мы не удивимся, узнав, что у детей подвергшихся наркозу, некоторое время спустя развивается состояние страха…или, что существующий страх (спать одному в темной комнате, пугающие сновидения, ночной страх) после наркоза разительно усиливаются. Одному английскому врачу я обязан сообщением о том, что после операций по удалению миндалин под наркозом у детей часто в течение многих лет случаются ночные приступы страха».
Отвечая на мой вопрос «как проходила беременность», женщина не могла припомнить ничего особенного, говорила, что все было нормально, вынашивание ребенка проходило без осложнений и роды прошли гладко.
Взвесив все за и против и все же больше полагаясь на интуицию, я принял решение взяться за этот особый случай. В виду того, что с ребенком не было никакой возможности работать напрямую, мною был предложен такой план действий. Начнем с мамы (мать и дитя, первые годы жизни имеют глубокую психофизическую созависимость), выполним несколько сеансов остеопатии, а потом попробуем еще раз наладить терапевтический контакт уже непосредственно с Сашей. После некоторых раздумий, родители согласились.
Метод остеопатии имеет «побочный» эффект, который иногда случается во время проведения сеанса, речь идет о так называемом «Телесно эмоциональном освобождении». Для меня, как психолога опирающегося в своей практике на концепцию «Телесно ориентированной психотерапии», этот эффект вовсе не побочный, а даже желательный. Особое состояние сознания реципиента во время сеанса остеопатии помогает вспомнить важные факты из прошлого. Зная об этом, я рассчитывал, что мама обязательно вспомнит какие-то неблагоприятные события из периода своей беременности. Недостающая информация и в этот раз была получена, на втором сеансе мама вспомнила, что во время беременности она подверглась нападению стайки бродячих собак, никакого прямого вреда они ей не нанесли, не считая того, что она очень сильно испугалась. Присутствовавший в кабинете муж, тут же припомнил еще одно событие и от себя добавил: « Помнишь как-то раз, – сказал он, обращаясь к супруге – Дома люстру «коротнуло», раздался резкий хлопок, искры во все стороны посыпались, ты от испуга под стол спряталась!» Помолчав немного, он спросил у меня, с улыбкой как бы полушутя полусерьезно: « Вы не скажите мне, почему моя жена, всю беременность относилась ко мне холодно и даже с ненавистью?» Это был в некотором смысле риторический вопрос, в нем прозвучало признание «беременность моей жены была тяжелым испытанием для нас обоих, радости по этому поводу не было ни у нее, ни у меня». После его слов стало многое ясно, если начало было неправильное, трудно ожидать хорошего продолжения. Я в свою очередь в тон заданному вопросу отшутился, сказав, что во время беременности характер женщины сильно меняется часто и не в лучшую сторону.
Можно было сделать некоторые выводы. Первое: женщина не была готова принять груз материнства, второе: ребенок был нежеланным и развивался на фоне конфликтных отношений матери и отца, что нанесло серьезный вред его психоэмоциональному здоровью и тормозит его развитие.
Начавшаяся терапевтическая работа запустила внутрисемейные механизмы саморегуляции, высвободившиеся жизненные ресурсы благотворно сказались на настроении и поведении Саши, он стал более доступен физическому контакту. Состоялся первый сеанс остеопатии, к общему удивлению все прошло более или менее хорошо, дальше еще лучше. Мне удалось последовательно в течение месяца провести ему курс остеопатии из пяти процедур. Каждый раз, приходя на очередной сеанс, родители Саши охотно делились со мной радостными новостями о значительном улучшении в состоянии сына. Время проведения курса реабилитации, совпало с поступлением мальчика в сад, с первых дней пребывания в группе дети быстро с ним подружились, одна из девочек окружила его особым вниманием и заботой, постоянно его опекала. Это был обычный детсад, и хотя Саша не разговаривал, дети его понимали без слов. Дома в поведении мальчика так же наблюдались изменения, Саша стал требовать, ложиться спать вместе всей семьей, папу и маму укладывал по бокам от себя, засыпал только так, и не иначе. Находясь в гостях у дедушки, который проживает в частном доме, мальчик стал дразнить палкой его пса, которого еще недавно боялся как огня и обходил стороной. У меня в кабинете, Саша здоровался со мной за руку, на прощание махал мне рукой, ходил не спеша, без прежней суеты, при этом, не выказывая никакого беспокойства, в ходе сеанса был намного спокойнее, перестал реагировать на закрытые двери. Заканчивали мы последний сеанс в таком положении, Саша сидел на кушетке, откинувшись спиной ко мне на грудь, тело его было полностью расслаблено, дыхание ровным и глубоким, в обстановке полного доверия, он спокойно ожидал окончания получасового сеанса. Проблема с речью осталась на прежнем уровне, однако обретение устойчивого психоэмоционального состояния и нормализация поведенческих реакций, могли существенно способствовать скорому прогрессу речевого развития, ребенок стал контактным, что делало возможным занятия с педагогами, в том числе и с логопедом.
В случае Саши, я бы не говорил о классическом аутизме, скорее это то, что принято называть нарушение аутистического спектра к которому относится большинство детей от общего числа с установленным диагнозом.
Следующим примером будет история трехлетней девочки, назовем ее Алма. По моему мнению, реальный пример раннего детского аутизма.
Алма, очень спокойная и улыбчивая девочка и другой не бывает, взор ее направлен бесцельно в пространство, в глазах застыло выражение грустной веселости, при этом она живо жестикулирует руками, но движения и эмоциональное выражение лица не выглядят связными, речевые навыки отсутствую. Мама рассказывает, что может оставить ее у телевизора (кажется ей нравятся мультфильмы), а сама в это время может сходить в магазин за покупками, приходя домой застает дочку на том же месте у телеэкрана, ей было безразлично, есть кто-то дома рядом с ней или нет. Алма никого не узнает, ни отца, ни маму, для нее нет «своих» и «чужих» всему живому вокруг она отвечает отстраненностью, безразличием и безучастностью. Образно это выглядит так, словно она находиться за стеклом с односторонней прозрачностью, через которое ее можно видеть, она же никого не видит и не слышит.
О своей беременности мама Алмы отзывалась, как о вполне нормальной, спокойной, роды прошли легко. Мне показалось что женщина, что-то недоговаривает, я решил набраться терпения и принялся за работу. Мы начали стандартный в моей практике курс остеопатии из пяти сеансов. Перед началом очередного сеанса, я не забывал осведомиться у мамы девочки, вспомнила ли она, что-нибудь важное о периоде беременности и всегда получал один ответ: «Нет, ничего нового добавить не могу!» Прошел уже месяц, как я начал лечение Алмы, но никаких изменений ее состояния в лучшую сторону не намечалось. И так было до четвертого раза, наконец-то мама «вспомнила» одно, как ей показалось важное событие, которое совпало с ее беременностью. Семья испытала тяжелую утрату, трагически погибла родная сестра, ее мужа. В один из этих тяжелых, горестных дней женщина почувствовала первое шевеление плода в своем чреве. Она была в смятении и полном недоумении, от неожиданного осознания своей беременности. Многие кормящие матери разделяют одно, расхожее заблуждение, «если кормишь грудью, то не можешь забеременеть», поэтому не предохраняются и часто в самый неподходящий момент беременеют и становятся перед выбором сохранять ребенка или нет, не все женщины готовы к столь скорой повторной беременности. Так было и в этот раз. Мама Алмы вскармливала первенца, сына и не заботилась о мерах предохранения.
Гинеколог установила срок уже почти пять месяцев. Условия для второй беременности, мягко говоря, были не самые благоприятные, однако выбор мог быть только один, надо рожать.
Дальше произошло самое интересное. На завершающем сеансе мама Алмы сообщила, что за прошедшую после четвертой процедуры неделю произошли кое-какие изменения к лучшему в поведении дочери. А, именно! Впервые девочка приветствовала пришедшего с работы отца, протянув к нему свои ручки, дала понять, что хочет оказаться у него в объятиях, когда он подхватил ее, она счастливая и веселая крепко обняла его за шею. От мамы, Алма требует теперь большего внимания, если остается одна, то начинать плакать ищет маму по всем комнатам, тут же затихает, оказавшись рядом с мамой.
Подобных примеров в моей практике было более десятка, что позволяет мне сделать некоторые обобщения и выводы. В каждом случае аутизма или заболеваний детей относящихся к аутистическому спектру, было установлено, что в период беременности, матерью переживались какие-либо трагические или драматические события (скоропостижная кончина кого-то из близких людей, распад семьи, физические травмы, попадание в автокатастрофу), вызывавшие состояние тяжелого патологического стресса, что неизбежно оказывало пагубное влияние на развивающийся плод. Надо заметить, что многие истории заболеваний имели в числе прочего, проявления мистического и метафизического уровня бытия. Особо надо выделить внутреннюю готовность женщины стать матерью, я бы назвал это – «индексом материнства». В каждом случае вынашивания и рождения не здорового ребенка можно предполагать присутствие у матери сильного бессознательного сопротивления, отрицания, страха перед беременностью и родами.
Суммировав полученный опыт, я разработал концепцию «Паранатальной травмы», фундаментом для которой служат, учение о «травме рождения» Отто Ранка, теория «базовых перинатальных матриц» Станислава Грофа, работы доктора Томаса Верни «Тайная жизнь ребенка до рождения» и Александра Лоуэна «Предательство тела».
Нарыжный Вадим Николаевич. Остеопат. Психолог.
