Восседающий верхом на сапфировых горах,
Обутый в лунные камни,
Выдыхающий протяжно звуки горнов,
О Шива, Когда же
обрушу всего Тебя на свою грудь?
О Белый, подобно Жасмину, Господь!
Когда же соединюсь с Тобою,
Лишенная позора тела
и скромности седца?
Махадеви Акка Якка, 12-й век.
Божественная Мать Дурга, или Парвати почитается всеми жителями Гималаев – как мирянами, так и странствующими садху, более остальных божеств, с особым трепетом, нежностью и почтением, так как именно Она дает им всё в этой жизни, Она же забирает и Она же приводит их к Шиве – Сознанию Абсолюта, энергией которого Она является. Поэтому в Гималаях принято такое почтительное и заботливое отношение к любой женщине, так как каждая из нас является воплощением энергии Божественной Матери. И считается, что человек не может прийти к Богу без такого почитания – неважно, земная ли это женщина, или форма самой Богини.
«Джей Маа!», «Джей Мата ди!» – повсюду слышно в горных деревушках и на диких пеших тропах, ведущих к святым местам, которые на протяжении тысяч лет неторопливо прокладывают тысячи тысяч садху-отшельников и садхви – женщин-отшельниц.
Садхви, что в переводе с санскрита означает «чистая, светлая, белая», в Гималаях можно встретить значительно реже, чем мужчин садху, но они там есть :). И их немало. Большинство из них становятся садхви после смерти мужа и сидят тихонько по своим пещеркам, по домашней индийской традиции, не часто перемещаясь по горам, но живя на одном месте и молясь за всех окрестных жителей и за всю нашу землю. Они помогают людям решать любые проблемы духовным путем, с помощью силы Божественной Матери, которой они способны открыться, благодаря долгим годам отшельничества и аскезы. С одной такой Матой нам довелось познакомиться в гималайской деревушке Батвари, что по пути в Ганготри. Мать приняла нас в своем доме в отдельном помещении, убранном как храм Дурги, провела нам пуджу, почистила наше пространство своим символическим Дурговым ножом, отсекающим эго и все его привязанности, многое нам интересного напророчила и всячески наблагословляла. Трудно выразить какими-то словами те ощущения, что осознаются в моменты общения с такими людьми, как эта Мать из Батвари. Могу лишь сказать, что такие светлые глаза, полные любви, принятия и сострадания, редко встретишь ныне, даже на улочках гималайских деревень. И ещё я никогда до этого и после не отведывала такого божественного на вкус дала, приготовленного Матаджи, – традиционно индийского супа из бобов :).
«…Я ушел из Батвари, потом через Ганготри отправился в Гомукх. По дороге я остановился под сенью вершины Бхригу-пантх, недалеко от Чирвасы. Здесь находится слияние двух рек – Бходжгара и Бхагиратхи. Если перейти реку Бходжгар, то сразу же открывается дорога в земной рай – в Гомукх, оттуда видны Тапован и Нанданван. Тут же расположилось и озеро Бхригу. Гималаи здесь кажутся раскинувшимся над миром белоснежным лотосом.» (Пайлот Баба, «Говорят Гималаи»).
Когда-то садхви бродили по лесам обнаженными. Такая практика жива и по сей час. Одна известная святая и поэтесса, жившая в 12-м веке, странствовала, покрывшись копной своих длинных волос, так, что незаметно было, что она нага. Махадеви («великая богиня»), как ее звали, или Акка («старшая сестра») влюбилась в Шиву. Когда ей было 10 лет, её посвятили в служение Шиве, которого она называла Белый, подобно Жасмину, Господь. И она блуждала по земле, дикаркой, опьяненная Богом, ища встречи со своим божественным возлюбенным.
Некоторые садху и садхви путешествуют парами. Как правило, это муж и жена, которые, вырастив детей, приняли вместе саньясу (обет отречения) в одном из гималайских духовных орденов, и ушли в горы. Постоянные перемещения – это часть их обета, который они дают перед своей душой и перед Богом. Это, с одной стороны, можно рассматривать как часть духовной практики, устраняющей привязанности, а с другой стороны – как символ того, что душа всегда остается на месте, остается неизменной, а значит остается Истиной, на фоне любых перемещений изменчивого тела в изменчивой природе и в неуклонно текущем времени. Так, странствуя по Гималаям лишь с недолгими остановками на несколько дней, отшельники проводят многие годы, до самого своего ухода из тела. Они носят одежды цвета земли, от красного и оранжевого до черного, что также является символом отречения и предания себя в руки земли-матушки. Они идут, никуда не спеша, от одного святого места к другому, преданные Богине, как дитя предано в руки своей матери, и от этого единства и гармонии с Природой, которого они достигают в своих странствиях, рождается божественное дитя – знание о Боге в сердце, насколько яркое, конкретное и простое, что лишь оно одно дает истинную радость, блаженство и покой.
«…Со всех сторон меня окружали горные вершины, ослепительно сияющие на солнце. Там не было ничего, кроме снега. На то, чтобы добраться в эти места, у меня ушло несколько дней, но я не спешил. Я шел, погруженный в созерцание этих беспримерных природных красот, чувствуя близость природы. Невидимые силы природы помогали мне в моем путешествии. Я постоянно встречал на своем пути йогов и отшельников. Когда я достиг долины Сумеру, то присел отдохнуть на высоком заснеженном утесе. Солнце припекало. Несмотря на то, что я сидел на снегу, было так жарко, что казалось, солнечные лучи вот-вот растопят мое тело. Яркий свет, отраженный от снега, слепил глаза. В этот момент был только я, я – человек. У меня не было ни национальности, ни родины, ни родственников. Были только я и огры, я и нежные лучи заходящего солнца.» (Пайлот Баба, «Говорят Гималаи»).
Так многие души в Гималаях достигают высших ступеней духовной реализации и из сострадания и материнской любви, которой наградила их Мать, остаются на нашей земле на протяжении сотен и тысяч лет. Пребывая в сердце, где живет Бог, они даруют нам, человеческим существам, неоценимую никакими богатствами этого мира Милость. Милость прикоснуться к этому живому и запредельному миру гималайского Зазеркалья, милость войти в это пространство свободы и ничем не обусловленного счастья, и, возможно даже, когда-нибудь остаться в нем навсегда.
Кумбха-мела – несомненно, самый главный повод для того, чтобы собраться всем садху и садхви многотысячной гималайской семьей и совершить вместе ритуальное омовение в Ганге в определенное время, назначенное самыми авторитетными ведическими астрологами, и в определенном священном месте Индии. Кумбха-мела – это временное воссоздание на Земле Небесного золотого города Сатья-юги.
Фото с Кумбха-мелы 100 лет тому назад.
Пожилой Баба, уставший с дальней дороги, в оранжевых одеждах с налетом священной дорожной пыли, присел у горячего источника Татопани и молвил всем присутствующим: «Хари Ом!». «Ом Намо Нараяна, баба джи! Куда путь держишь?» – говорю ему на хинди, несмотря на то, что мы не в Индии, а в Непале. Ведь хинди – священный язык наших гималайских отцов и матерей, даже более священный, в практическом плане, конечно, нежели санскрит, потому что с помощью хинди передается сейчас всё священное знание Гималаев не только о йоге, но и о том, как элементарно выжить в этих местах. «Иду в Муктинатх» – отвечает баба. «И долго ль тебе идти?» – «Дней 5-6. Я никуда не спешу. На всё воля Матери» – и улыбается. А потом давай стирать весь свой незамысловатый гардероб из оранжевых тряпочек в священных водах Татопани да полоскать их в стремительной и ледяной Кали Гандаки, непальской Ганге, богине очищения и единения с Божественным.
Ом Кали Гандаки намо намаха! Шри Мата Гандаки намо намаха!
«…Каждая капля мечтает когда-нибудь слиться с океаном, а океан ждет, когда же реки донесут до него эти капли. По небу блуждали легкие облака. Священная Ганга текла куда-то, напевая собственный напев. Она текла в сторону океана, чтобы передать ему то, что говорят Гималаи. Река текла между двух берегов, между жизнью и смертью, не давая им соединиться. Её русло было времена извилистым, питало озера, разветвлялось на рукава, но она упорно текла в сторону океана. Великие йоги прошлого говорят нам о том же самом – между жизнью и смертью существует пространство духовности, великое искусство, божественная игра, то простанство вечности, где и пребывают духовные люди.» (Пайлот Баба, «Говорят Гималаи»).
Летящие вместе с попутным ветром, утоляющие жажду в мудрой прохладе воды, вкушающие то, что дает земля, и согревающие свои души у священного огня – эти беспечные дети Полёта, парящие над Временем странники, вечные, познавшие себя души, простые гималайские отцы и матери – они так близки нам и так далеки одновременно, ведь наша реальность находится как бы по иную сторону их бытия, она лежит в материальной плоскости ума. Их же реальность – это пространство сердца и духа, бессмертного духа Гималаев. И, слава богам, существует путь, и двери всегда открыты для ищущих.
Хари Ом Намо Нараяна!
Татопани, Непал. Март 2012.
Собхна Гири из ордена Джуна Акхара. Она вступила в жизнь садху ещё в детстве.
Садхви из Джуна Акхары.
Сантош Гири Нага джи, садхви из нагов.
Гаятри Муни Бапу, садхви из Удасин Акхары.
Йогмата Кейко Акава на фоне ледника в Кедарнатхе – Матаджи из Джуна Акхары, неоднократно демонстрировавшая самадхи.
Нараяна Дас, настоятель большого ашрама. На протяжении более чем 40 лет его рацион составляют лишь два стакана молока в день.
Рамнатх Гири в падмасане.
Кайлас Дас – лохалангари баба, потому что носит свой ремень целомудрия уже более 50-ти лет, 12 из которых он провел в мауне (молчании), за что его также называют Муни баба.
Амар Дас, Удасин баба, перед омовением в Ганге на Кумха-меле в Аллахабаде, где сливаются всященные реки Ямуна и Сарасвати.
Сарасвати Гири, нага-баба из Джуна Акхары, один из немногих садху в настоящее время, который всё время пребывает нагим, не только на протяжении Кумбха-мелы.
Шив Гири из Джуна Акхары (слева), совершающий кхалешвари тапас (стояние на одной ноге) на протяжении одного года.
Церемония посвящения в саньясу в ордене Джуна Акхара на Кумбха-меле в Уджайне.
Приветствие садху и садхви на улицах Уджайна во время празднования Кумбха-мелы.
Посвящение в саньясу в ордене Джуна Акхара, 2011 год.
